Конституционный Суд РФ опубликовал Определение № 1425-О/2024 по жалобе на неконституционность ч. 4 ст. 159 «Мошенничество» УК РФ и ч. 2 ст. 7.27 «Мелкое хищение» КоАП РФ.
Приговором районного суда, оставленным без изменения вышестоящими инстанциями, Татьяна Сухарева была признана виновной в совершении мошенничеств в составе организованной группы, которые причинили ущерб трем потерпевшим в размере 238 тыс., 10 тыс. и 2 тыс. руб. соответственно.
В жалобе в Конституционный Суд Татьяна Сухарева указала, что ч. 4 ст. 159 УК и ч. 2 ст. 7.27 КоАП не соответствуют Конституции РФ в той мере, в какой они допускают возможность квалифицировать как тяжкое преступление мошеннические действия, не причинившие ущерба в размере, который является необходимым (криминообразующим) признаком, либо повлекшие незначительный ущерб, позволяя назначать за такие деяния лишение свободы, что является несоразмерным их общественной опасности. Кроме того, по мнению заявительницы, оспариваемые законоположения не обеспечивают защиту прав человека, допускают их необоснованное и длительное ограничение, в том числе в части сроков давности и правовых последствий судимости, предусматривают различную правовую оценку (квалификацию) действий, причинивших равный (сопоставимый) ущерб, но отличающихся лишь по способу совершения хищения (его внешнему оформлению или проявлению), а также допускают возложение на правонарушителя избыточной ответственности лишь ввиду совершения мошенничества организованной группой (которое считается тяжким преступлением), притом что такое же по размеру деяние в сфере предпринимательской деятельности в настоящее время декриминализовано (не образует признаков состава преступления).
Отказывая в принятии жалобы к рассмотрению, КС указал, что разрешение вопроса о размере санкций за преступления является прерогативой федерального законодателя, который, принимая решение о криминализации деяния, обязан учитывать типовую оценку его общественной опасности и, если отдельные признаки преступления (тяжесть содеянного, размер и характер причиненного ущерба, степень вины правонарушителя и иные существенные факторы, влияющие на индивидуализацию уголовного принуждения), свидетельствуют о том, что степень его общественной опасности существенно изменяется по сравнению с типовой оценкой, провести дифференциацию уголовной ответственности (постановления № 32-П/2014, № 2-П/2017 и № 17-П/2018; определения № 79-О/2019, № 1455-О/2022, № 804-О/2024 и др.). Тем самым, пояснил Суд, должна обеспечиваться соразмерность мер наказания совершенному преступлению, а также баланс основных прав индивида и общего интереса, состоящего в защите личности, общества и государства от преступных посягательств. Соответственно, федеральный законодатель, определяя уголовно-правовые последствия совершения преступления, дифференцирует их в зависимости от общественной опасности содеянного.
Согласно Уголовному кодексу, напомнил КС, основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного ст. 8 УК. Закрепляя в главе 21 УК составы преступлений против собственности, законодатель отнес к ним мошенничество, которое согласно ч. 1 ст. 159 УК определяется как хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием, а также предусмотрел квалифицирующие и особо квалифицирующие признаки такого деяния.
В частности, отметил Конституционный Суд, обязательными объективными признаками хищения выступают противоправное завладение имуществом (изъятие, обращение) в таком размере, в каком им распорядиться может либо сам виновный, либо лицо, в чью пользу это имущество по его воле отчуждено, а также ущерб, причиненный содеянным (Постановление № 53-П/2022). Тем самым ст. 159 УК, действуя в системе уголовно-правового регулирования, не допускает уголовной ответственности за действия, совершенные при отсутствии обязательных признаков хищения, степень определенности которых позволяет судам – с учетом фактических обстоятельств конкретного дела – проводить разграничение преступлений и иных противоправных, а тем более правомерных, деяний (определения № 2625-О/2021, № 3009-О/2022, № 462-О/2023 и др.).
Статья же 7.27 КоАП устанавливает административную ответственность за мелкое хищение, совершенное путем кражи, мошенничества, присвоения или растраты, но лишь при условии, если оно не содержит квалифицирующих (особо квалифицирующих) признаков, предусмотренных, в частности, ч. 4 ст. 159 УК, в том числе совершение мошенничества организованной группой.
КС разъяснил правовую позицию Определения № 865-О/2019, согласно которой квалифицирующие, а тем более особо квалифицирующие признаки мошенничества определяют повышенную опасность такого деяния (в сравнении не только с административно наказуемым мелким мошенничеством, но и с неквалифицированным мошенничеством, наказуемым в уголовном порядке) и, как следствие, иную степень его пенализации. Из этого же, указал он, исходит и федеральный законодатель, который в ст. 35 УК определил признаки совершения преступления организованной группой, а также установил, что совершение преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой или преступным сообществом (преступной организацией) влечет более строгое наказание на основании и в пределах, предусмотренных Кодексом. При этом само создание организованной группы в случаях, не предусмотренных статьями Особенной части УК, уже влечет уголовную ответственность за приготовление к тем преступлениям, для совершения которых она создана.
Тем самым, указал Конституционный Суд, в системе правового регулирования предполагается именно уголовная, а не административная ответственность за хищения, совершенные в рамках организованной преступной деятельности. Осуществленная законодателем в ч. 4 ст. 159 УК дифференциация ответственности за совершение мошенничества участником устойчивой группы лиц, заранее объединившихся для совершения одного, а тем более нескольких преступлений, отражает повышенную степень общественной опасности такого деяния.
Также он отметил, что федеральный законодатель был вправе – с тем чтобы отграничить уголовно наказуемые деяния от собственно предпринимательской деятельности, исключить возможность разрешения гражданско-правовых споров посредством уголовного преследования, создать механизм защиты добросовестных предпринимателей от необоснованного привлечения к уголовной ответственности и одновременно не допустить ухода виновных лиц от уголовной ответственности под прикрытием гражданско-правовой сделки – конкретизировать регулирование уголовной ответственности за совершение субъектами предпринимательской деятельности противоправных мошеннических действий путем установления специальных составов мошенничества (Постановление № 32-П/2014).
Фактическое же отсутствие договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности исключает применение специальной нормы, в частности ч. 5–7 ст. 159 УК, но не означает невозможность квалификации совершенного мошенничества по общим положениям, закрепленным в ч. 1–4 ст. 159 УК. Окончательная же юридическая оценка деяния и назначение наказания за него осуществляются именно и только судом исходя из его исключительных полномочий по отправлению правосудия, установленных Конституцией и уголовно-процессуальным законом (Постановление КС от 2 июля 2013 г. № 16-П/2013). Суд в процессе определения конкретной меры наказания, применяемой к виновному, учитывает характер деяния, его опасность для защищаемых уголовным законом ценностей, реальный размер причиненного вреда, сведения о лице, совершившем преступление, и другие обстоятельства, учет которых способствует избранию мер уголовно-правового воздействия, сообразующихся с конституционными принципами юридической ответственности.
Таким образом, указал Суд, оспариваемые законоположения не могут расцениваться в качестве нарушающих конституционные права заявительницы в обозначенном в жалобе аспекте.
В комментарии «АГ» адвокат филиала «Адвокатская консультация № 63» Межреспубликанской коллегии адвокатов (г. Москва) Алексей Розманов отметил, что Конституционный Суд поставил на одну чашу весов ответственность за ущерб, причиненный мошенническими действиями в особо крупном размере – свыше 1 млн руб. или повлекшими лишение права гражданина на жилое помещение, и ответственность за ущерб, причиненный мошенническими действиями в составе организованной группы в размере 2 тыс. руб. «По мнению КС, федеральный законодатель правильно предусмотрел ответственность за данные деяния по ч. 4 ст. 159 УК в виде лишения свободы до 10 лет, а также исключил административную ответственность по ст. 7.27 КоАП за мошеннические действия в составе организованной группы в отношении имущества, стоимость которого не превышает 2,5 тыс. руб., поскольку совершение квалифицированного мошенничества свидетельствует о повышенной степени общественной опасности», – заметил он.
Однако, по мнению Алексея Розманова, такой подход не соответствует проводимой в последние годы госполитике по гуманизации уголовного закона. «Наказание в виде лишения свободы до 10 лет за ущерб, причиненный мошенническими действиями в составе организованной группы в размере 2 тыс. руб., не отвечает принципам справедливости и гуманизма при соблюдении конституционных гарантий прав личности в ее отношениях с государством. В этой связи в Уголовный кодекс необходимо ввести понятие “мелкое мошенничество”, предусматривающее уголовную ответственность за квалифицирующие признаки мошенничества в отношении имущества стоимостью не более 2,5 тыс. руб. и соразмерное наказание, как это предусмотрено, например ст. 292.2, 204.2 УК “мелкое взяточничество” и “мелкий коммерческий подкуп”», – считает он.
Юрист МКА «Аронов и партнеры» Михаил Пипко посчитал позицию Конституционного Суда обоснованной и справедливой. «КС еще раз напомнил о том, что вопрос о соразмерности санкций за совершенные преступления относится к исключительному праву федерального законодателя. Кроме того, в своих предыдущих решениях Суд уже неоднократно обращал внимание на то, что при осуществлении выбора наказания законодатель должен руководствоваться конституционными требованиями необходимости и пропорциональности, обязывающими его дифференцировать их в зависимости от множества факторов, влияющих на индивидуализацию уголовного принуждения», – отметил он.
Эксперт обратил внимание, что исходя из указанных требований в деле отсутствуют основания утверждать, что ч. 4 ст. 159 УК нарушает права заявительницы в обозначенном ей аспекте. «Вопреки мнению заявительницы о том, что в результате ее мошеннических действий не был причинен значительный ущерб, назначенное ей наказание в виде лишения свободы вполне может являться соразмерным их общественной опасности, – указал он. – Так, утверждая об установленной законом избыточной ответственности, заявительница не приняла во внимание факт совершения ею мошенничества с особо квалифицирующим признаком – организованной группой, обусловливающим отнесение его к категории тяжких преступлений. А повышенная степень общественной опасности такого преступления диктуется в том числе устойчивостью и сплоченностью преступного формирования, что обеспечивает возможность совершения преступлений в крупных масштабах и на постоянной основе».
Таким образом, добавил Михаил Пипко, возложенную на заявительницу ответственность за совершение нескольких мошенничеств с особо квалифицирующим признаком нельзя признать несоразмерной. «Это обстоятельство также находит свое подтверждение и в превалирующей в доктрине уголовного права точке зрения о том, что организованная группа характеризуется более высокой степенью угрозы охраняемым законом интересам по сравнению с причинением крупного материального ущерба, поскольку такая группа способна совершать мошенничество не только в особо крупном размере, но и в масштабах, наносящих ущерб целым отраслям экономики или социальной сферы», – заключил он.